К сожалению, в прошлом и в этом году проходит почти незамеченной четырёхсотлетняя годовщина выхода в свет одной из величайших и основополагающих работ по славяно-русскому языкознанию: знаменитой "Грамматики" арихиепископа Мелетия (Смотрицкого) — первого русского учебника по языкознанию и правописанию, впервые изданного в 1618 или 1619 году (*возможно, издание было начато в 1618 году и в 1619 завершено*) на землях тогдашней Речи Посполитой в городе Евье (*ныне — Вевис, в 30 км от Вильнюса в современной Литве*) стараниями Виленского Православного братства: поскольку и сам архиепископ Мелетий был деятелем западнорусской Православной церкви, ведшей, мягко говоря, весьма нелёгкое существование на землях, принадлежащих Речи Посполитой (*он управлял Полоцкой епархией — и в конце его жизни католическим властям этого государства и посланцам Ватикана удалось-таки сломить его волю и склонить его к принятию Греко-католичества, т.е. униатства*) . В Москве этот его учебник был впервые издан в 1648 году — и после этого ещё многажды переиздавался.

Здесь надо заметить, что данное обстоятельство: что такой русский учебник языкознания появился сначала не в Московской Руси, а в одной из русских православных общин Речи Посполитой — пожалуй, вполне объяснимо: во-первых, Московская Русь в то время ещё не успела оправиться от тех ужасающих разрушений и людских потерь, которые она понесла в ходе "Смутного времени" 1606-1612 годов, так что в конце 1610-х годов её правящие круги ещё не могли уделить достаточного внимания развитию книжной учёности; а во-вторых, непререкаемое господствующее положение православного духовенства в тогдашней Московской Руси ещё задолго до "Смутного времени" установило в её правящих кругах (да и во всём её народе тоже) такое отношение ко всякой науке — в том числе и к языкознанию — как к какому-то второстепенному делу, являющемуся не более чем вспомогательным и необязательным дополнением к Православному церковному благочестию: тогда как у более обмирщённых властей и народа Речи Посполитой наукам придавалось значительно бòльшее внимание — что оказывало влияние в том числе и на тамошних православных жителей, включая и духовенство, и вообще высокообразованные слои: те, к которым Мелетий, в миру Максим Смотрицкий, принадлежал ещё с рождения (*он был сыном известного православного учёного и писателя Герасима Смотрицкого — первого ректора знаменитой "Острожской школы", считающейся самым первым ВУЗом на землях Восточной Европы*) .

Разумеется, в этом учебнике архиепископа Мелетия были изложены языковые правила не разговорного народного языка (*который в то время на большинстве русских земель, принадлежащих Речи Посполитой, уже сильно отличался от разговорного языка Московской Руси и претерпевал значительные изменения, завершившиеся образованием современных украинского и белорусского языков*) — а западнорусского извода церковно-книжного "Славенского" языка; но, тем не менее, этот учебник стал первым опытом (причём довольно успешным) по упорядочиванию и установлению чётких правил и закономерностей этого языка, который был достаточно понятен и близок русским людям того времени (*т.к. об этой понятности заботились и даже сейчас заботятся сами церковные деятели*) , был языком тогдашней русской учёности, государственных дел, летописей и постепенно зарождавшегося словеснического (литературного) творчества — и поэтому оказывал значительное влияние и на разговорную речь русских людей того времени: как в Московской Руси, так и в Речи Посполитой. Недаром этот учебник архиепископа Мелетия, вместе с первым русским математическим учебником Леонтия Магницкого, сам Ломоносов называл не иначе как "вратами всей учёности".

И, конечно же, невозможно умолчать ещё об одной величайшей заслуге этого учебника и его создателя перед русским языком и перед делом его сохранения и развития (*т. е., именно перед тем делом Родноречия, которому и посвящено это наше сообщество*) — о первом употреблении и введении в русскую речь русских названий частей речи и других основных языковедческих понятий: и хотя эти русские названия были прямыми переводами соответствующих латинских названий — но их введение в русскую речь и в понятийную основу русской языковедческой науки стало важнейшим шагом и огромным успехом в деле развития русского языка за счёт его собственных родных слов и корней, в деле русского словотворчества — в деле Родноречия! Для того, чтобы оценить эту заслугу и этот успех по достоинству — просто попробуйте вообразить, что будто и вам в ваши школьные годы, и вашим детям сейчас на уроках русского языка рассказывали бы не про глаголы, местоимения, падежи, склонения, спряжения и междометия — а про вербумы, прономены, казусы, деклинации, конъюнкции и интеръекции: представляете себе, в какой ужас превратился бы тогда каждый такой урок? Так что вместе с четырёхсотлетней годовщиной издания этого учебника (*о которой, повторюсь, сейчас почти никто, к огромному сожалению, не вспоминает — вот единственное упоминание о ней, которое мне удалось отыскать в Сети: http://www.chaikovskie.ru/novosti/all/11817 — на новостном узле города Чайковский Пермского края*) нам следует также отметить и 400 лет со времени появления в русском языке всех этих, давно уже ставших общеизвестными и общеупотребительными, русских слов, которыми мы с тех пор, благодаря этому учебнику и его автору, называем составные части, обороты и другие понятия и закономерности русской и любой другой человеческой речи.