А.С.ШИШКОВ: БОРЕЦ С ФРАНКОБЕСИЕМ
[ От Чисторечия: можно убедиться, вклад А.С.Шишкова в эту борьбу огромен. Как же не хватает нам современного могучего "Шишкова" для борьбы с нахлынувшим англобесием! ]
Будучи виднейшим государственным и общественным деятелем, Александр Семёнович действительно ключевым образом повлиял на ход развития русской мысли, заложив основы для преодоления позорного преклонения перед западом.
Выступив со знаменитым «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка» (1803), Шишков по сути стал ведущим мыслителем и предводителем в кругу державников и народников, грозно заявив о порабощённости высшего дворянского общества французской влиянием. И хотя в основе труд Шишкова был языковедческим, «Рассуждение» по сути явилось общественно-государственным воззванием ко всем, любящим Россию.
В «Рассуждении» Шишков выступил против тех, кто, по его словам, «заражен неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к Французскому языку». К таковым он причислял не только значительную часть дворянского общества, но и писателей "сентименталистского" направления, главой которых был автор «Писем русского путешественника» и «Бедной Лизы» Николай Михайлович Карамзин и которые задались целью усвоить западную словесность, преимущественно французскую, провозгласив в российской словесности «новый слог».
В описании Шишкова галломания выглядит как тяжкая духовная болезнь, поразившая русское общество. «Они [французы] учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться и даже как сморкать и кашлять, – замечает он, – Мы без знания языка их почитаем себя невеждами и дураками. Пишем друг к другу по-французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть Русскую песню». «Ненавидеть свое и любить чужое почитается ныне достоинством», и это чрезвычайно опасно для самой будущности русского государства и его народа. «Научили нас удивляться всему тому, что они [французы] делают; презирать благочестивые нравы предков наших и насмехаться над всеми их мнениями и делами, – негодует Шишков, – Все то, что собственное наше, стало становиться в глазах наших худо и презренно».
Подобного рода «русская русофобия» явилась следствием вытеснения и, в результате, полного отсутствия истинно народного воспитания. «Начало оного ["крайнего ослепления и грубого заблуждения нашего"] происходит от образа воспитания: ибо какое знание можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них сим постыднейшим из всех невежеством, как бы некоторым украшающим их достоинством, хвастают и величаются?» – отмечал Шишков.
Он считал такое положение дел совершенно недопустимым, ибо оно означало, что французы, по сути дела, завладели Россией без единого выстрела и теперь господствуют в ней: «Они запрягли нас в колесницу, сели на оную торжественно и управляют нами – а мы их возим с гордостию, и те у нас в посмеянии, которые не спешат отличать себя честию возить их!».
В итоге, как подчеркивает Шишков, возникло своего рода нравственное рабство, что по своим последствиям хуже телесного порабощения, которое все же оставляет надежду на грядущее освобождение. «Народ, который все перенимает у другого народа, его воспитанию, его одежде, его обычаям последует; такой народ уничижает себя и теряет собственное свое достоинство, – заявлял адмирал, – он не смеет быть господином, он рабствует, он носит оковы его, и оковы тем крепчайшие, что не гнушается ими, но почитает их своим украшением».
Но каким же образом могло возникнуть подобное? Всеобщее «растление» и «зараза», по Шишкову, начались прежде всего по причине заимствования чужих обычаев и великого наплыва французских слов в русский язык. Все это однозначно расценивалось державником как некое «подрывное дело» со стороны сознательных и бессознательных врагов России, из-за которых «входящие к нам из чужих языков» слова «вломились к нам насильственно и наводняют язык наш, как потоп землю».
В «Рассуждении» Шишков заостряет мысль, что книги, создаваемые нелюбезными ему писателями-обновленцами, то есть Карамзиным и его последователями, следует обозначить как «Французско-Русские», и сугубая вина карамзинистов состоит в том, что, вводя в русскую речь упрощённо-дословные слова-переводы с французского, они попирают собственное языковое богатство, подрывают его будущее: «Доведем язык свой до совершенного упадка».
Интересно, что Шишков в своем сочинении приводит немало примеров действительно вопиющих: «Вместо: око далеко отличает простирающуюся по зеленому лугу пыльную дорогу [карамзинисты пишут]: многоездный тракт в пыли являет контраст зрению. Вместо: деревенским девкам навстречу идут цыганки: пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся Фараонит. Вместо: жалкая старушка, у которой на лице написаны были уныние и горесть: трогательный предмет сострадания, которого унылозадумчивая физиогномия означала гипохондрию. Вместо: какой благорастворенный воздух! – Что я обоняю в развитии красот вожделеннейшего периода! и прочее».
Однако Шишков говорил не только о языковых заимствованиях. «Надлежит с великою осторожностию вдаваться в чтение Французских книг, дабы чистоту нравов своих, в сем преисполненном опасностию море, не преткнуть о камень», – предупреждал он. Шишков был уверен, что «нигде столько нет ложных, соблазнительных, суемудрых, вредных и заразительных умствований, как во Французских книгах»,
Противники Шишкова приписывали ему мысль об полной недопустимости каких‑либо заимствований из других языков. На самом же деле он не отвергал в корне самой возможности языковых влияний. Шишков так излагает свои взгляды на этот вопрос: «По моему мнению, кто желает действительную пользу приносить языку своему, тот всякого рода чужестранные слова не иначе употреблять должен, как по самой необходимой нужде, не предпочитая их никогда Российским названиям там, где как чужое, так и свое название с равною ясностию употреблены быть могут».
Упование и надежда Шишкова коренились в том, что, с его точки зрения, несмотря на известное «повреждение нравов», в России все же сохранялись остатки мощного народного уклада, которые можно было бы использовать. «Мы оставались еще, до времен Ломоносова и современников его, при прежних наших духовных песнях, – отмечает он, – при священных книгах, при размышлениях о величестве Божием, при умствованиях о христианских должностях и о вере, научающей человека кроткому и мирному житию; а не тем развратным нравам, которым новейшие лжепророки обучили род человеческий и которых пагубные плоды, после толикого пролияния крови, и поныне еще во Франции гнездятся».
С 1807 года по предложению Шишкова стали собираться вечера словесности, получившими впоследствии название «Беседа любителей русского слова». Целью «Беседы» было укрепление в русском обществе любви к Отечеству при помощи русского языка и словесности. «Беседа» считала своей главной задачей защиту русских отеческих устоев, русского языка и словесности от европейских влияний. На заседаниях «Беседы» постоянно присутствовали сенаторы, обер-прокуроры, камергеры и петербургский главнокомандующий С. К. Вязмитинов, ядро «Беседы» составляла группа лиц, являющихся членами Российской Академии: А. С. Шишков, Г. Р. Державин, И. А. Крылов и другие.
К числу действительных членов «Беседы» принадлежали видные государственные деятели, писатели и песнотворцы: И. А. Крылов, С. А. Ширинский-Шихматов, А. Н. Оленин, Д. И. Хвостов и другие. В числе почетных членов были главнокомандующий С. К. Вязмитинов, Ф. В. Ростопчин, А. Н. Голицын, М. М. Сперанский, М. Л. Магницкий, С. С. Уваров, В. В. Капнист, Н. М. Карамзин, А. И. Мусин-Пушкин, Санкт-Петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), епископ Вологодский Евгений Болховитинов. В списке сотрудников значились С. П. Жихарев, Н. И. Греч и другие. Хотя государь Александр I ни разу не появился на заседаниях общества, несмотря на настойчивые приглашения, вдовствующая государыня Мария Федоровна покровительствовала «Беседе».
Подобного рода разнонаправленный состав «Беседы», состоявшей из лиц, принадлежавших к различным общественным и писательским кругам и направлениям, ранее зачастую находившимся друг с другом во враждебных отношениях (Н. М. Карамзин, И. И. Дмириев, М. М. Сперанский, М. Л. Магницкий, С. С. Уваров, А. Н. Голицын, Ф.В. Ростопчин, А. С. Шишков, П. И. Голенищев-Кутузов и прочие), заставляет предположить, что одной из неоглашенных целей «Беседы» было объединение прежних противников в обстановке резкого усиления угрозы со стороны наполеоновской Франции.
На собраниях «Беседы» зачастую присутствовал весь цвет Петербурга. Она пользовалась демонстративной поддержкой православной церкви; так, в январе 1812 года «Беседу» посетили все члены Святейшего Синода. Во время войны собрания прервались, но после войны продолжились. Заседания «Беседы» собирали до нескольких сот человек.
Одним из самых выдающихся событий за весь период существования «Беседы» было чтение Шишковым «Рассуждения о любви к Отечеству», которое состоялось 15 декабря 1811 года. Это было не личным деянием Шишкова, а выступлением всей «Беседы», на торжественное заседание которой, согласно свидетельствам современников, съехался верхний слой дворянского общества, около четырехсот человек, оно было установочным, являло собой посыл всему обществу. В преддверии войны Шишков ясно изложил основные источники, на которых должна строиться и укрепляться любовь к Отечеству. Это православная вера, воспитание и язык русский. Так Шишков пытался предвосхитить знаменитую уваровскую триаду: «Православие. Самодержавие. Народность». Речь вызвала огромный общественный отклик. Перед лицом Отечественной войны взгляды Шишкова явно оказались востребованными высшей властью и обществом; она стала причиной того, что 9 апреля 1812 года Шишков был возведён на должность государственного секретаря, заменив опального западника М. М. Сперанского.
Будучи государственным секретарём, Шишков должен был находиться при государе в качестве личного секретаря для составления манифестов, указов и других бумаг канцелярии Александра I. Манифесты, написанные Шишковым, зачитывались по всей России. И он воистину блестяще выполнил роль главного державного мыслителя и глашатая Отечественной войны 1812 года. Составленные им манифесты, являясь откликами на все ее важнейшие события, поднимали дух русского народа, усиливали и укрепляли его отечественный дух, поддерживали в тяжелые дни поражений.
В воспоминаниях почитателя Шишкова и родоначальника славянофильской династии С. Т. Аксакова говорится о том, что «писанные им манифесты действовали электрически на целую Русь... Русское чувство, которым они были проникнуты, сильно отзывалось в сердцах русских людей». Тонкий мыслитель-державник А. С. Стурдза отмечал: «он написал чистым языком множество манифестов, в которых отразилось все изумительное величие тогдашних событий. И таким образом водимое любовью к отечеству перо Шишкова врезало неизгладимые черты на скрижалях нашей современной истории».
После отставки А.Н.Голицына в 1824 году державник А.С.Шишков назначается министром народного просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных исповеданий.
После событий 14 декабря 1825 года Шишков был членом Верховного уголовного суда по делу декабристов и выступал за некоторое смягчение наказаний государственным преступникам.
По инициативе Шишкова в 1826 году был принят цензурный устав, прозванный современниками «чугунным», который был призван в предельной степени предотвратить распространение растлевающих и западнических воззрений. Министр просвещения Шишков подготовил программу народного воспитания в духе православия, верности самодержавию и сословным началам. В 1828 году Шишков был отправлен в отставку с поста министра «по преклонности лет», сохранив звание члена Государственного Совета и президента Российской Академии, однако, основные его замыслы в области просвещения были в 30-е годы продолжены его приемником С. С. Уваровым.
Выпуск подготовлен на основе статьи Аркадия Минакова "А.С.ШИШКОВ: БОРЕЦ С ФРАНКОБЕСИЕМ", размещённой на площадке "Катехон".
#А_С_Шишков #чисторечие #русский_язык #заимствования
[ От Чисторечия: можно убедиться, вклад А.С.Шишкова в эту борьбу огромен. Как же не хватает нам современного могучего "Шишкова" для борьбы с нахлынувшим англобесием! ]
Будучи виднейшим государственным и общественным деятелем, Александр Семёнович действительно ключевым образом повлиял на ход развития русской мысли, заложив основы для преодоления позорного преклонения перед западом.
Выступив со знаменитым «Рассуждением о старом и новом слоге российского языка» (1803), Шишков по сути стал ведущим мыслителем и предводителем в кругу державников и народников, грозно заявив о порабощённости высшего дворянского общества французской влиянием. И хотя в основе труд Шишкова был языковедческим, «Рассуждение» по сути явилось общественно-государственным воззванием ко всем, любящим Россию.
В «Рассуждении» Шишков выступил против тех, кто, по его словам, «заражен неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к Французскому языку». К таковым он причислял не только значительную часть дворянского общества, но и писателей "сентименталистского" направления, главой которых был автор «Писем русского путешественника» и «Бедной Лизы» Николай Михайлович Карамзин и которые задались целью усвоить западную словесность, преимущественно французскую, провозгласив в российской словесности «новый слог».
В описании Шишкова галломания выглядит как тяжкая духовная болезнь, поразившая русское общество. «Они [французы] учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться и даже как сморкать и кашлять, – замечает он, – Мы без знания языка их почитаем себя невеждами и дураками. Пишем друг к другу по-французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть Русскую песню». «Ненавидеть свое и любить чужое почитается ныне достоинством», и это чрезвычайно опасно для самой будущности русского государства и его народа. «Научили нас удивляться всему тому, что они [французы] делают; презирать благочестивые нравы предков наших и насмехаться над всеми их мнениями и делами, – негодует Шишков, – Все то, что собственное наше, стало становиться в глазах наших худо и презренно».
Подобного рода «русская русофобия» явилась следствием вытеснения и, в результате, полного отсутствия истинно народного воспитания. «Начало оного ["крайнего ослепления и грубого заблуждения нашего"] происходит от образа воспитания: ибо какое знание можем мы иметь в природном языке своем, когда дети знатнейших бояр и дворян наших от самых юных ногтей своих находятся на руках у французов, прилепляются к их нравам, научаются презирать свои обычаи, нечувствительно получают весь образ мыслей их и понятий, говорят языком их свободнее, нежели своим, и даже до того заражаются к ним пристрастием, что не токмо в языке своем никогда не упражняются, не токмо не стыдятся не знать оного, но еще многие из них сим постыднейшим из всех невежеством, как бы некоторым украшающим их достоинством, хвастают и величаются?» – отмечал Шишков.
Он считал такое положение дел совершенно недопустимым, ибо оно означало, что французы, по сути дела, завладели Россией без единого выстрела и теперь господствуют в ней: «Они запрягли нас в колесницу, сели на оную торжественно и управляют нами – а мы их возим с гордостию, и те у нас в посмеянии, которые не спешат отличать себя честию возить их!».
В итоге, как подчеркивает Шишков, возникло своего рода нравственное рабство, что по своим последствиям хуже телесного порабощения, которое все же оставляет надежду на грядущее освобождение. «Народ, который все перенимает у другого народа, его воспитанию, его одежде, его обычаям последует; такой народ уничижает себя и теряет собственное свое достоинство, – заявлял адмирал, – он не смеет быть господином, он рабствует, он носит оковы его, и оковы тем крепчайшие, что не гнушается ими, но почитает их своим украшением».
Но каким же образом могло возникнуть подобное? Всеобщее «растление» и «зараза», по Шишкову, начались прежде всего по причине заимствования чужих обычаев и великого наплыва французских слов в русский язык. Все это однозначно расценивалось державником как некое «подрывное дело» со стороны сознательных и бессознательных врагов России, из-за которых «входящие к нам из чужих языков» слова «вломились к нам насильственно и наводняют язык наш, как потоп землю».
В «Рассуждении» Шишков заостряет мысль, что книги, создаваемые нелюбезными ему писателями-обновленцами, то есть Карамзиным и его последователями, следует обозначить как «Французско-Русские», и сугубая вина карамзинистов состоит в том, что, вводя в русскую речь упрощённо-дословные слова-переводы с французского, они попирают собственное языковое богатство, подрывают его будущее: «Доведем язык свой до совершенного упадка».
Интересно, что Шишков в своем сочинении приводит немало примеров действительно вопиющих: «Вместо: око далеко отличает простирающуюся по зеленому лугу пыльную дорогу [карамзинисты пишут]: многоездный тракт в пыли являет контраст зрению. Вместо: деревенским девкам навстречу идут цыганки: пестрые толпы сельских ореад сретаются с смуглыми ватагами пресмыкающихся Фараонит. Вместо: жалкая старушка, у которой на лице написаны были уныние и горесть: трогательный предмет сострадания, которого унылозадумчивая физиогномия означала гипохондрию. Вместо: какой благорастворенный воздух! – Что я обоняю в развитии красот вожделеннейшего периода! и прочее».
Однако Шишков говорил не только о языковых заимствованиях. «Надлежит с великою осторожностию вдаваться в чтение Французских книг, дабы чистоту нравов своих, в сем преисполненном опасностию море, не преткнуть о камень», – предупреждал он. Шишков был уверен, что «нигде столько нет ложных, соблазнительных, суемудрых, вредных и заразительных умствований, как во Французских книгах»,
Противники Шишкова приписывали ему мысль об полной недопустимости каких‑либо заимствований из других языков. На самом же деле он не отвергал в корне самой возможности языковых влияний. Шишков так излагает свои взгляды на этот вопрос: «По моему мнению, кто желает действительную пользу приносить языку своему, тот всякого рода чужестранные слова не иначе употреблять должен, как по самой необходимой нужде, не предпочитая их никогда Российским названиям там, где как чужое, так и свое название с равною ясностию употреблены быть могут».
Упование и надежда Шишкова коренились в том, что, с его точки зрения, несмотря на известное «повреждение нравов», в России все же сохранялись остатки мощного народного уклада, которые можно было бы использовать. «Мы оставались еще, до времен Ломоносова и современников его, при прежних наших духовных песнях, – отмечает он, – при священных книгах, при размышлениях о величестве Божием, при умствованиях о христианских должностях и о вере, научающей человека кроткому и мирному житию; а не тем развратным нравам, которым новейшие лжепророки обучили род человеческий и которых пагубные плоды, после толикого пролияния крови, и поныне еще во Франции гнездятся».
С 1807 года по предложению Шишкова стали собираться вечера словесности, получившими впоследствии название «Беседа любителей русского слова». Целью «Беседы» было укрепление в русском обществе любви к Отечеству при помощи русского языка и словесности. «Беседа» считала своей главной задачей защиту русских отеческих устоев, русского языка и словесности от европейских влияний. На заседаниях «Беседы» постоянно присутствовали сенаторы, обер-прокуроры, камергеры и петербургский главнокомандующий С. К. Вязмитинов, ядро «Беседы» составляла группа лиц, являющихся членами Российской Академии: А. С. Шишков, Г. Р. Державин, И. А. Крылов и другие.
К числу действительных членов «Беседы» принадлежали видные государственные деятели, писатели и песнотворцы: И. А. Крылов, С. А. Ширинский-Шихматов, А. Н. Оленин, Д. И. Хвостов и другие. В числе почетных членов были главнокомандующий С. К. Вязмитинов, Ф. В. Ростопчин, А. Н. Голицын, М. М. Сперанский, М. Л. Магницкий, С. С. Уваров, В. В. Капнист, Н. М. Карамзин, А. И. Мусин-Пушкин, Санкт-Петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), епископ Вологодский Евгений Болховитинов. В списке сотрудников значились С. П. Жихарев, Н. И. Греч и другие. Хотя государь Александр I ни разу не появился на заседаниях общества, несмотря на настойчивые приглашения, вдовствующая государыня Мария Федоровна покровительствовала «Беседе».
Подобного рода разнонаправленный состав «Беседы», состоявшей из лиц, принадлежавших к различным общественным и писательским кругам и направлениям, ранее зачастую находившимся друг с другом во враждебных отношениях (Н. М. Карамзин, И. И. Дмириев, М. М. Сперанский, М. Л. Магницкий, С. С. Уваров, А. Н. Голицын, Ф.В. Ростопчин, А. С. Шишков, П. И. Голенищев-Кутузов и прочие), заставляет предположить, что одной из неоглашенных целей «Беседы» было объединение прежних противников в обстановке резкого усиления угрозы со стороны наполеоновской Франции.
На собраниях «Беседы» зачастую присутствовал весь цвет Петербурга. Она пользовалась демонстративной поддержкой православной церкви; так, в январе 1812 года «Беседу» посетили все члены Святейшего Синода. Во время войны собрания прервались, но после войны продолжились. Заседания «Беседы» собирали до нескольких сот человек.
Одним из самых выдающихся событий за весь период существования «Беседы» было чтение Шишковым «Рассуждения о любви к Отечеству», которое состоялось 15 декабря 1811 года. Это было не личным деянием Шишкова, а выступлением всей «Беседы», на торжественное заседание которой, согласно свидетельствам современников, съехался верхний слой дворянского общества, около четырехсот человек, оно было установочным, являло собой посыл всему обществу. В преддверии войны Шишков ясно изложил основные источники, на которых должна строиться и укрепляться любовь к Отечеству. Это православная вера, воспитание и язык русский. Так Шишков пытался предвосхитить знаменитую уваровскую триаду: «Православие. Самодержавие. Народность». Речь вызвала огромный общественный отклик. Перед лицом Отечественной войны взгляды Шишкова явно оказались востребованными высшей властью и обществом; она стала причиной того, что 9 апреля 1812 года Шишков был возведён на должность государственного секретаря, заменив опального западника М. М. Сперанского.
Будучи государственным секретарём, Шишков должен был находиться при государе в качестве личного секретаря для составления манифестов, указов и других бумаг канцелярии Александра I. Манифесты, написанные Шишковым, зачитывались по всей России. И он воистину блестяще выполнил роль главного державного мыслителя и глашатая Отечественной войны 1812 года. Составленные им манифесты, являясь откликами на все ее важнейшие события, поднимали дух русского народа, усиливали и укрепляли его отечественный дух, поддерживали в тяжелые дни поражений.
В воспоминаниях почитателя Шишкова и родоначальника славянофильской династии С. Т. Аксакова говорится о том, что «писанные им манифесты действовали электрически на целую Русь... Русское чувство, которым они были проникнуты, сильно отзывалось в сердцах русских людей». Тонкий мыслитель-державник А. С. Стурдза отмечал: «он написал чистым языком множество манифестов, в которых отразилось все изумительное величие тогдашних событий. И таким образом водимое любовью к отечеству перо Шишкова врезало неизгладимые черты на скрижалях нашей современной истории».
После отставки А.Н.Голицына в 1824 году державник А.С.Шишков назначается министром народного просвещения и главноуправляющим духовными делами иностранных исповеданий.
После событий 14 декабря 1825 года Шишков был членом Верховного уголовного суда по делу декабристов и выступал за некоторое смягчение наказаний государственным преступникам.
По инициативе Шишкова в 1826 году был принят цензурный устав, прозванный современниками «чугунным», который был призван в предельной степени предотвратить распространение растлевающих и западнических воззрений. Министр просвещения Шишков подготовил программу народного воспитания в духе православия, верности самодержавию и сословным началам. В 1828 году Шишков был отправлен в отставку с поста министра «по преклонности лет», сохранив звание члена Государственного Совета и президента Российской Академии, однако, основные его замыслы в области просвещения были в 30-е годы продолжены его приемником С. С. Уваровым.
Выпуск подготовлен на основе статьи Аркадия Минакова "А.С.ШИШКОВ: БОРЕЦ С ФРАНКОБЕСИЕМ", размещённой на площадке "Катехон".
#А_С_Шишков #чисторечие #русский_язык #заимствования
