Запись со стены сообщества Чисторечие
Мнимое противостояние: Карамзин и Шишков

Сейчас уже никто из учёных не отрицает, что уже в царствование Александра I и Н.М.Карамзин, и А.С.Шишков как державники являлись единомышленниками. Однако до сих пор бытует устойчивая выдумка о непримиримом противостоянии Карамзина и Шишкова, созданная ещё в XIX веке завзятыми западниками и утверждённая в советское время. Дескать, в споре о том, как развиваться русскому литературному языку, западник, сентименталист и преобразователь русского языка Карамзин однозначно победил охранителя и квасного патриота Шишкова, требующего опираться исключительно на церковнославянский язык и отказываться от употребления иностранных слов. Однако, как водится, всё было гораздо сложнее и увлекательнее.

Действительно, в 1803 году Шишков опубликовал труд «Рассуждение о старом и новом слоге российского языка». В нём он подверг порицанию карамзинский «новый слог», опиравшийся на заимствования из французского языка, свойственные сентиментализму, главным представителем которого в русской словесности был Карамзин. Он и его последователи обвинялись Шишковым в том, что они заражены «неисцелимою и лишающею всякого рассудка страстию к Французскому языку». В описании Шишкова преклонение перед всем французским выглядело как тяжкая духовная болезнь, поразившая русское общество:

«Они [французы] учат нас всему: как одеваться, как ходить, как стоять, как петь, как говорить, как кланяться и даже как сморкать и кашлять. Мы без знания языка их почитаем себя невеждами и дураками. Пишем друг к другу по Французски. Благородные девицы наши стыдятся спеть Русскую песню». Всё это, по его мнению, чрезвычайно опасно для самой будущности русского государства и народа, поскольку «ненавидеть свое и любить чужое почитается ныне достоинством». В своих позднейших «Записках» Шишков красочно добавлял: «Обезьянство наше даже и купчихам нашим вскружило голову. Они из величавых и красивых нарядов своих переодевшись в какое-то безобразное рубище, похожи стали на лысых обезьян»

Но каким же образом могло произойти такое? Шишков объяснял это следующим образом:

«Когда сообщением своим сближились с чужестранными народами, а особливо Французами, тогда вместо занятия от них единых токмо полезных наук и художеств, стали перенимать мелочные их обычаи, наружные виды, телесные украшения, и час от часу более делаться совершенными их обезьянами. <…> Мы кликнули клич, кто из Французов, какого бы роду, звания и состояния он ни был, хочет за дорогую плату, сопряженную с великим уважением и доверенностию, принять на себя попечение о воспитании наших детей? Явились их престрашные толпы; стали нас брить, стричь, чесать». С точки зрения Шишкова, даже «и самый благоразумный и честный чужестранец не может без некоторого вреда воспитать чужой земли юноши».

Однако уже в 1811 году началось постепенное сближение Шишкова с Карамзиным. Тогда возникло литературное объединение русских державников, ядро которого составляли так называемые архаисты, противники сентименталистского «нового слога»: Александр Шишков, Гаврила Державин, Иван Крылов и другие, — «Беседа любителей русского слова». К числу действительных членов «Беседы» принадлежали Иван Крылов, Сергей Ширинский-Шихматов, Алексей Оленин, Дмитрий Хвостов, Александр Лабзин, Александр Шаховской и другие. В числе 33 почётных членов были главнокомандующий Сергей Вязмитинов, Фёдор Ростопчин, Михаил Философов, Павел Голенищев-Кутузов, Александр Голицын, Михаил Сперанский, Владислав Озеров, Михаил Магницкий, Сергей Уваров, Василий Капнист, Алексей Мусин-Пушкин, Санкт-Петербургский митрополит Амвросий (Подобедов), епископ Вологодский Евгений (Болховитинов). С членами «Беседы» искал контакты Жозеф де Местр (борец за чистоту французского языка в самой Франции).

Одним из вызывавших удивление историков фактов было наличие имени Карамзина в перечнях почётных членов «Беседы». Одним из первых отметил это обстоятельство Михаил Лонгинов: «Общество, имеющее главною целию противодействовать влиянию Карамзина и его школы, избирает того же Карамзина в почетные члены! Видно, слава его была слишком популярна и прочна, если «Беседа» была вынуждена на такой непоследовательный поступок. Видно, отсутствие его имени в списке членов какого бы то ни было литературного общества само по себе было бы формальным осуждением его принципов и целей». На самом же деле ничего удивительного или противоречивого в этом не имелось. К тому времени взгляды Карамзина и Шишкова во многом сблизились. Хотя дело отнюдь не ограничилось сближением только лишь взглядов.

Весной 1816 года, во время ожидания приёма у Александра I, произошло и личное знакомство Карамзина с Шишковым. По словам Николая Греча, Карамзин рассказывал, как первый раз встретился с Шишковым на приёме у великой княгини Екатерины Павловны. Карамзин первым делом заявил Шишкову: «Я не враг ваш, а ученик: потому что многое высказанное вами было мне полезно, и если не все, то иное принято мною, и удержало меня от употребления таких выражений, которые без ваших замечаний были бы употреблены». С этого момента «они были если не друзьями, то по крайней мере добрыми искренними знакомыми».

В октябре 1818 года Карамзин по просьбе Шишкова, который стал после прочтения карамзинской «Истории» его поклонником, написал речь для торжественного собрания академии 5 декабря 1818-го. 10 октября 1818 года он писал Ивану Дмитриеву: «Добрый Шишков одобрил эту речь, не знаю, искренно ли?». Помимо всего прочего в ней содержалось следующее утверждение: «Петр Великий, могущею рукою своею преобразив отечество, сделал нас подобными другим Европейцам. Жалобы бесполезны. Связь между умами древних и новейших Россиян прервалася навеки».

В этом же году по предложению Шишкова Карамзина избрали членом академии. Политические взгляды и литературные вкусы их к тому времени существенно сблизились под влиянием занятиями русской историей. Приязнь Шишкова к Карамзину после прочтения «Истории» зашла так далеко, что он предложил Карамзину создать совместное литературное объединение.

В письме к Ивану Дмитриеву от 14 декабря 1822 года Карамзин писал: «Добрый Шишков убеждает меня завести вечера для чтений и бесед о литературе; но что читать? С кем и о чем беседовать? Могу представить ему только Блудова и Дашкова, в надежде на его голубиное незлобие».

1 июля Карамзин писал Дмитриеву: «Люблю его (Шишкова. — А.М.) за доброе сердце». По словам Александра Стурдзы, Шишков «чистосердечно и публично отрекся от прежних своих невыгодных мнений о писателе Карамзине <…> маститый старец полюбил в нем человека, преклонил голову перед изящной чистотой его слога, одним словом, влюбился в его творения и в него самого».

Таким образом, вопрос о победителях в полемике шишковистов и карамзинистов «достаточно сложен». Марк Альтшуллер указывает на тот факт, что, хотя большинство языковедов и историков XIX и тем более XX века считало безусловными победителями карамзинистов, Юрий Тынянов ещё в 1929 году писал: «Не очень распространен тот факт, что не Карамзин победил Шишкова, а, напротив, Шишков Карамзина. По крайней мере, в 20-х и 30-х годах было ясно многим, что в «Истории государства российского» Карамзин сдал свои стилистические позиции своим врагам» <…> Ныне же, после работ Юрия Лотмана, Бориса Успенского, Бориса Гаспарова, Виктора Живова и других, вопрос о победителях и побеждённых должен рассматриваться гораздо глубже и по-иному, в русле взаимного обогащения и объединения наследия обоих великих русских мыслителей.

Выпуск подготовлен на основе статьи Аркадия Минакова "МНИМОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ: КАРАМЗИН И ШИШКОВ", в издании "Историк".

#А_С_Шишков #чисторечие #русский_язык #заимствования